Сретенье

Когда Она в церковь впервые внесла Дитя,

находились внутри из числа людей,

находившихся там постоянно,

 Святой Симеон и пророчица Анна.

 И старец воспринял Младенца из рук Марии;

и три человека вокруг Младенца стояли,

как зыбкая рама,   в то утро,

затеряны в сумраке Храма.

Тот Храм обступал их, как замерший лес.

От взглядов людей и от взоров небес

вершины скрывали, сумев распластаться,          

 в то утро Марию, пророчицу, старца.

 И только на темя случайным лучом

свет падал Младенцу; но Он ни о чем

не ведал еще и посапывал сонно,

 покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему

о том, что увидит он смертную тьму

не прежде, чем Сына увидит Господня.

Свершилось. И старец промолвил:

 'Сегодня ,   реченное некогда слово храня,

Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,

затем что глаза мои видели это дитя:

 Он - Твое продолженье и света источник

 для идолов чтящих племен,

и слава Израиля в Нем'. –

Симеон умолкнул. Их всех тишина обступила.

Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

 кружилось какое-то время спустя

над их головами, слегка шелестя

под сводами Храма, как некая птица,

что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

 И странно им было.

Была тишина не менее странной, чем речь.

Смущена Мария молчала. 'Слова-то какие...'

 И старец сказал, повернувшись к Марии:

 'В лежащем сейчас на раменах Твоих

паденье одних, возвышенье других,

предмет пререканий и повод к раздорам.

И тем же оружьем, Мария,

 которым терзаема плоть Его будет,

Твоя душа будет ранена.

Рана сия даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко

 в сердцах человеков, как некое око'.

Он кончил и двинулся к выходу.

Вслед Мария, сутулясь,

и тяжестью лет согбенная Анна безмолвно глядели.

Он шел, уменьшаясь в значенье и теле

 для двух этих женщин под сенью колонн.

Почти подгоняем их взглядами, он

шагал по застывшему Храму пустому

к белевшему смутно дверному проему.

И поступь была стариковская тверда.

Лишь голос пророчицы сзади когда раздался,

он шаг придержал свой немного:

но там не его окликали,

 а Бога пророчица славить уже начала.

И дверь приближалась. Одежд и чела уж ветер коснулся,

и в уши упрямо  врывался шум жизни за стенами Храма.

Он шел умирать.

И не в уличный гул он, дверь отворивши руками, шагнул,

но в глухонемые владения смерти.

Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.

И образ Младенца с Сияньем вокруг пушистого темени

смертной тропою душа Симеона несла пред собою,

 как некий светильник, в ту черную тьму,

в которой дотоле еще никому

дорогу себе озарять не случалось.

Светильник светил, и тропа расширялась.

Иосиф Бродский, Март,1972 г.